Читать книгу "Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ] - Николай Александрович Баранов"

вчера — прямо здесь в гриднице. По большей части на свежем сене, набросанном у стен. Те, кто перебрал ночью с выпивкой, или совсем обессилел, заснули прямо за столами, уронив головы на сложенные перед собой руки. От звона колоколов многие начали просыпаться, встревоженно прислушиваясь. Другие продолжали спать. Не проснулся и Первуша. Только недовольно морщился от шума и причмокивал губами. Хоть и не до смеха, а Ратьша легонько улыбнулся, глядя на своего меченошу. Жалко было будить, но надо — Ратиславу пора к князю, не оставлять же парня здесь, потеряет своего боярина, расстраиваться будет.

Ратьша легонько потряс Первушу за окольчуженное плечо. Тот мотнул головой, повернулся на другой бок и продолжил спать. Боярин уже чувствительно ткнул его кулаком между лопаток.

— Вставай, воин! Пора!

Меченоша уселся на соломе, непонимающе хлопая глазами. Глянул на Ратьшу, тряхнул головой, растер лицо ладонями. После этого посмотрел на своего боярина уже осмысленно. Спросил глухим со сна голосом:

— Что, пора?

— Пора, — похлопал его по плечу Ратислав. — Пора. Слышишь, набат? Татары, видно, показались. Сейчас сходим на стену, глянем, что там и как снаружи. Потом малость приведем себя в порядок и к Великому князю, обсказать наши дела последние. Ну а потом он нас, должно, к какому-нибудь делу пристроит.

Первуша кивнул и одним рывком встал на ноги. Ратьша тоже поднялся и они двинули к Оковской стене — ближней к Спасской площади. Там поднялись на угловую башню Столичного града, Северо-западную, от которой отходила, пересекая глубокий ров стена, соединяющая Столичный град с градом Средним. Была эта башня высока. Выше ее только Дозорная, та, что стоит на самом высоком месте города рядом с Полуденными воротами.

Взобравшись на дозорную башенку, венчающую четырехскатный шатер Северо-западной башни, осмотрелись. Снег, валивший с вечера, прекратился. Поднявшийся ночью юго-восточный ветер, разогнал тяжелые тучи, висевшие низко над землей последние несколько дней. На востоке за куполами городских храмов, высокими крышами боярских теремов и гребнем восточной крепостной стены поднималось бледное, холодное солнце. Мороз усилился и мелкая изморозь, висящая в воздухе, празднично сверкала в лучах восходящего светила. Над заснеженными крышами городских домов поднимались столбы дыма от очагов и кузнечных горнов. Саженей на десять дым поднимался ровно, защищенный от ветра городскими стенами. Выше ветер подхватывал его, перемешивал в бело-сизое облако и сносил за Оку, вытягивая длинной размытой полосой, теряющейся где-то за Мещерскими лесами.

Внизу прямо под башней и крутым откосом, на Подоле, непривычно безлюдном с вымороженными избами, зияющими открытыми дверьми, врагов видно не было. До самого ледяного берега Оки. А вот по ней, покрытой ледяным панцирем исполосованным снежными переметами, не спеша ехала вереница всадников, с сотню, примерно. Ехали довольно далеко от крепостной стены — по стрежню реки, так, что достать их даже из крепостного самострела было невозможно. По одежде и доспехам это были монголы. Впереди двигалась кучка степняков в богатых шубах и виднеющихся под ними хороших доспехах. Кто-то из ханов? Должно, так. Всадники внимательно осматривали городские укрепления, переговаривались, наклоняясь друг к другу. Кроме них на льду реки никого больше не было. Дальше на противоположном берегу тоже было безлюдно.

На севере, насколько позволяли видеть башни и стены Крома, вражеских отрядов не имелось. На юге, на холме за Черным оврагом гарцевали какие-то всадники. Кто, толком не рассмотреть — далековато. Сами монголы? Их приспешники? В общем, какая разница — хрен редьки не слаще! А вот на востоке с Исадской стороны врагов было густо. Тоже далековато, конечно — весь Столичный град между ними. Но видны были и конные и пешие, маячившие на открытом месте между городом и стеной леса темнеющей вдалеке, там, где в теплое время горожане разбивали огороды и пасли скотину. Эти пока тоже держались на почтительном расстоянии от крепостных стен. Пробовать на прочность Рязань, по всему, будут именно там, хоть и укрепления на Исадской стороне самые мощные. Зато место ровное, ни откосов, ни обрывов. Могут еще попробовать взломать Полуденные ворота — к ним тоже подойти попроще. Но здесь тоже и ров и башня и стены укреплены на совесть. Ничего, позволят боги, отобьемся, попытался вселить в себя уверенность Ратьша. Тем паче, ничего другого не остается.

Вереница всадников, двигавшихся по льду, тем временем, уже миновала Кром, проехала еще с пол версты по реке и, свернув направо к обрывистому берегу, скрылась из виду. Видно, решили подняться наверх Соловьиным оврагом, глубоко рассекающим окский откос. Ладно, в ближайшее время всяко штурм не начнут: Рязань не та крепость, которую можно нахрапом взять. И татары, по слухам, взявшие уже не один десяток городов, это хорошо понимают. Мысль о количестве взятых степняками городах, заставило тоскливо сжаться сердце. Ратислав глубоко вздохнул, отгоняя черные мысли, хлопнул по спине, стоящего рядом Первушу, сказал:

— Пойдем приведем себя в порядок и я к князю, пред светлы очи.

Меченоша, с трудом оторвав взгляд от суетящихся под городом врагов, кивнул и побежал вниз по лестнице, ведущей к выходу из башни. Добравшись до ратьшиных покоев в княжьем тереме, с облегчением стянули с себя потускневшие, забрызганные побуревшей кровью панцири. Ратьша добыл из сундука чистое исподнее. И для себя и для Первуши — благо они с меченошей были примерно одного роста и сложения. Потом спустились в подклеть, где имелась большая мыльня для гридней. Та оказалась натоплена заботливой дворней. Несколько десятков воев, из тех, что он привел вчера в град, уже смывали с себя многодневные грязь, пот и чужую кровь, въевшуюся в кожу. Париться времени не было. Быстро помылись, чуток остыли в предбаннике и опять поднялись в ратьшину каморку.

Здесь он приоделся поприличнее и, оставив Первушу отчищать и приводить в порядок доспехи и оружие, пошел на княжескую половину терема. Совет уже шел. Совещались в малой приемной. Для присутствующих двух с небольшим десятков человек места вполне хватало. Во главе стола восседал Юрий Ингоревич. С немалым облегчением Ратьша увидел, что Великий князь полностью оправился от потрясения после потери войска в злосчастной приграничной битве: во всяком случае, никаких следов растерянности и пугающего безразличия на лице его видно не было. Был он, конечно, мрачен и озабочен, но тут уж понятно — не до веселья, когда страшный враг обложил город. Еще за столом советов сидели тысяцкий Будимир, княжий тиун Корней, Кир Пронский с уцелевшими племянниками Михаилом и Всеволодом. Сидел за столом даже Олег Юрьевич племянник погибшего Юрия Муромского. Видно полегчало ему, раз смог подняться. Присутствовали с десяток думских бояр, уцелевших в битве, или по